Султан и Ходжа (Легенда)
Нагиме Сагандыковой
1.
На смуглых землях Туркестана1,
Где правит судьбами Коран,
В сраженье властного кагана
И своевольного султана,
Разбитый, был пленён султан.
Любой он власти над собою
Сопротивлялся с малых лет
И боевой своей судьбою,
Кочующей от боя к бою,
Гордился – до годины бед.
И вот – разгром. Его батыры
Со стрелами в седых висках
Вповалку пали на такыры,
А загнанные дезертиры,
Как скот, утоплены в песках.
2.
В плену султану сохранили
Достойный сана ритуал,
Наложницами обложили,
Чтоб он и милости, и силе
Кагана
Должное воздал.
Сжав горло сгорбленной гордыне,
Молился пленник день и ночь
О воле… Но ему отныне
На всей воинственной чужбине
Никто не в силах был помочь.
Каган у стражников справлялся:
– Чем занят вынужденный гость?
Что молится – не удивлялся.
Но что с мольбою не являлся,
Колола злость его – как кость.
3.
Но, вырвав кость из горла спеси,
Прибыть он пленнику дал знак
В шатёр свой, где акынов песни
Лились-плелись струями лести.
И, струи смыв, сказал он так:
– По нраву мне твой нрав смиренный,
Высокий гость мой. Одарить
Тебя решил я. В жизни бренной,
Как говорит ходжа почтенный,
Дарить – деньгами не сорить.
Отсыпать золота… две горстки
Велю в мошну. Иль, как Кончак2,
Чаровницу из стран заморских
Кровей степных, лесных иль горских
Могу отдать. Друг – как-никак…
Не в злате – счастье?.. М-да… И деву
Не хочешь?.. Что ж… Возьми тогда
Во-он ту домбру. Её напеву,
Противному тоске и гневу,
И сам я вторю… Иногда.
Нет слуха?.. Что ж… Бери павлина.
Он райской красоты хвостом
И душу обмахнёт от сплина,
И грёз навеет слаще джинна
И крепче джина – перед сном.
Вот мысль тебе на даровщину:
«Как трезвая вода, проста
Суть человечья – без личины».
Уразумеешь – зла морщины
Со лба исчезнут навсегда.
Ну что ж… Ступай. И будь доволен,
Как может быть доволен друг,
Коль долг его не подневолен,
Платёж не тяжек, не мозолен,
И разум бодр, и спит недуг.
4.
– Дозволь мне с просьбой обратиться, –
От пола пленник поднял взор. –
Мне жирно естся, мирно спится,
Мне не препятствуют молиться,
И лишь шатром стеснён простор.
Но мысль одна пришла намедни:
Сравнил я жизнь свою – с конём.
И вот мой вывод исповедный:
Коня весь гон сорокалетний
Кормил я кровью – день за днём,
Поил своих побед нектаром,
Трезвил плетями неудач.
И год за годом с рвеньем ярым
Для всех своих врагов кошмаром
Летал по Туркестану вскачь.
Пока вот… не остановился –
Твоим оттиснутый щитом…
Тут я к Корану обратился.
Но я ведь толком не учился,
Мой ум суть сур лущит с трудом.
По солнечным часам нам время
В дни пасмурные не поймать.
Без шанырака – в юрте темень,
Темно без ясной мысли темя,
И тьмы без света не познать.
Я сам опору, к сожаленью,
Утратил в беспросветном дне.
Иду в бреду. Без озаренья.
Я, как кумган3 для омовенья,
Нуждаюсь в беспорочном дне –
Чтоб смысл судьбы и веры кредо
Не растрясти мне в тряске лет…
Так вот…
Когда тебе поведал
Всё, что слепой мой ум разведал,
Прошу тебя теперь в ответ
Помочь лучом добра, владыка,
Мои все высветить часы.
Да не покажется то дико
Тебе, а может, и двулико –
Вели сослать меня в Яссы4.
Там есть, прослышал я, отшельник,
Что уже много-много лет
Живёт один в подземной келье,
Согласно свыше данной цели
В мир источая горний свет.
Хотел бы тихо приобщиться
К его я мудрости. А там –
Пусть хоть гиена, хоть волчица,
Не опасаясь подавиться,
Сожрут меня в ущерб врагам.
Каган, отлавливая нотки
Мольбы в тоскливых словесах,
Гадал, почёсывая чётки
И волоски на подбородке,
Не о часах – а о весах.
На левую он бросил чашу
Тщеславья пыл и пыль побед,
План подкупить ночную стражу,
А то и обезглавить даже –
В пустой надежде на побег.
На чашу правую владыка
Поставил свой расчёт на то,
Что не доставит пленник лиха,
Что добрюзжит свой век безлико,
Не покушаясь ни на что.
Груз сих двух чаш уравновесил,
Но пальцы лишь отвёл свои,
Как ту – что справа – перевесил
Незримо – нем и бестелесен –
Ходжа Ахмед Яссауи.
6.
Каган, отпрянув, с дрожью глянул –
Не поползла ль под ним кошма?..
Дань он афганскому дурману
Решил урезать и кальяну –
Дабы не соскользнуть с ума.
Свой взгляд, как цепкий коготь, в профиль
Султана искоса вонзил.
Но тот свой чай, не вздрогнув, допил.
Всю боль души о катастрофе
Он придушил остатком сил.
Каган хотел было стреножить
Его смешком: не рано ль, мол,
Ум суфия5 ему тревожить,
Когда своим умом не может
Постичь священных строк глагол?
Корана «альфе» хальфа6 учит
«Омеге» – мудрый мударрис7.
Чтоб возгоралось пламя лучше,
Сгодятся и простые сучья.
Зачем корёжить кипарис?
7.
Но только он свой колкий выпад
Нацелил – как его язык
Плашмя на подбородок выпал,
И он – как пёс, с натужным хрипом,
Набрякшей головой поник.
– Ужель ходжи незримый образ
Опять явил мне некий знак!..
– О, свет степей!! – раздался возглас.
Чиновную отбросив робость,
Визирь летел к владыке – так,
Как будто устранить стремился
Грозящую ему беду.
– Ты – что!? – в ответ владыка взвился. –
Не в дастархане8 ль усомнился?
Иди – проверь на псах! – еду.
Остыв… султана подозвал он
И, озираясь на весы,
– Что ж. Так и быть, – ему сказал он. –
Коль за столь малым дело стало,
Я дам тебе конвой в Яссы.
8.
Вседневной вереницей вести
К владыке из Яссы текли.
Султан был водворён в предместье,
Вдали от бойких перекрестий
Дорог и судеб, что влекли
К вратам Яссы немало люда.
Султан, всем чуждый в сём миру,
Одним лишь овцам да верблюдам,
Звёзд гроздьям да надгробий грудам
Мог бросить слово – как в дыру.
Однако он не чуял клетки
Надзора за своим житьём.
Жил в клетке лишь павлин тот редкий,
Что сон ему – хмельной и крепкий –
Волшебным навевал хвостом.
9.
– О, свет степей!.. Ты не поверишь! –
Гонец кагану сообщил, –
Султан живёт, как нищий дервиш9!
Но дервиш – странник высших сфер лишь,
А этот – бродит меж могил.
– Дур-рак! – пальнул в него владыка.
Раб снисходительный смешок,
Пав наземь, проглотил. И тихо
Каган добавил:
– Отследи-ка
Его любой мне диалог
С любым – кто б ни был собеседник
(Ни слова – олух! – не отжав) –
Будь он хоть из рабов последних.
Иль сана ханского наследник.
Иль дервиш тот же… Иль ходжа,
Который – всякий это знает –
Себя в могилу заточил
При жизни. Дух его витает
Над всеми нами. И внимает
Тому, что знать нам – выше сил.
10.
Султану как-то повстречался
Нездешний дервиш на заре.
При каждом шаге он качался –
В дороге, видно, надорвался:
Ходьбу подбила боль в бедре.
Смотрел, сев наземь у дувала,
Он, как двуклювая луна
У Млечно-вечного развала
Сохранно звёздочки клевала,
Как будто зёрнышки пшена.
Султану дервиш молвил:
– Знаю,
Что у тебя в плену павлин.
Звёзд с неба не клюёт он. Тает.
И райский хвост его ветшает.
Недолог век его седин.
Конечно, дар кагана важен.
Но без него мелеет Ганг.
Там каждый день с его продажи,
По указанью магараджи10,
Отсчитывает звоном гонг.
Я оказался здесь не только,
Чтоб ты в судьбу павлина вник.
Я доли взвешиваю долго.
С твоей в сравненье, доля – долька
От мандарина – у иных.
Я знаю, ты к ходже просился –
К святому светочу припасть.
Ты в прежней жизни возносился,
Но и в плену не опустился,
Чтоб не попасть кагану в пасть.
В Яссы провёл ты, знаю, годы –
Нащупывал к ходже пути,
В дни ясности и непогоды
Ища подспорье у природы.
Но ключ к лучу не смог найти.
И
не
най-
дёшь
ходжу…
Исчез он.
На время или навсегда –
Никто не знает. Но не бесом
Он унесён. Отцом Небесным
Сокрыт он. Это не беда
Ни для тебя, Ни прочих, верных
Пророка вере (будь Он свят!).
…У суфиев нет слов мизерных,
Намеренно недостоверных –
Стих – каждый! – смыслами богат.
Свои заметы и советы
О жизни духа и души,
Как все суфийские поэты,
Ходжа вложил в свои хикметы11
Во всеобъемлющей тиши
Подземной ниши. Там свой мир он
Из горней мудрости воздвиг.
Она была его кумиром.
Ведь только мудрость правит миром
И каждый век. И каждый миг.
Мне дал святое порученье
Ходжа – вручить тебе сей труд.
Пусть станут эти размышленья,
Сужденья и нравоученья
Опорой всех твоих минут,
Часов, и дней, и лет, и века.
Прими ходжи заветы в знак
Любви святого человека
К тебе. Не Богочеловека –
Неодолим до Бога шаг.
11.
– Прошу тебя! Для облегченья
Познанья мудрости ходжи, –
Сказал султан с благоговеньем, –
Пред одиноким моим чтеньем
Ты, дервиш, мне перескажи
Хотя б те несколько хикметов,
Что сферы тонкие твои
Заполонили горним светом.
Какие строки строф поэта
Ты повторяешь – как свои?
– Ну, слушай, – лба коснулся странник. –
Вот те суждения ходжи,
Что я на улице и в храме,
Под кровом и в пути бескрайнем
Твержу заклятьем против лжи.
12.
– Как долго век мой будет длиться –
То вне моих земных забот.
Что в воле случая – случится,
Всё, что вершится, – завершится.
С Небес и счёт нам, и расчёт.
Одни глупцы свою планиду
Винят, шельмуют почём зря.
Главу ли жечь – чтоб выжечь гниду?
Живот взрезать – за аскариду?
Повинна ль в насморке ноздря?
Судьба – единственна. И надо
Её благодареньем чтить.
Судьба твоя – Небес награда.
Моя судьба – и мне ведь рада.
Мне, что ж – учить её?.. лечить?
13.
– Раздал я все свои отары,
Все табуны и все стада.
Век отстрадал и стал я старый,
На ярмарки и на базары
Не забреду уж никогда.
Лечу-у… – как лебедь одинокий
В бесптичьем небе голубом
И в истекающие сроки
Свои
Бьюсь в собственные строки
Слепым, немым, бессильным лбом.
14.
Есть худородные имамы12,
Что, как ослы, арбы с дерьмом
Невежества
Всё прут упрямо,
Прут прямо в выгребные ямы,
Гордясь своим умом с душком.
И есть мздоимные хакимы13,
Что на казну, как на мошну
Свою, глядят, галдя:
– Какими
Мы вышли из воды сухими!..
А сами-то – идут ко дну.
15.
Кому дано счастливым слухом
Расслышать музыку Небес,
Тот воспарит светлейшим духом
Или взлетит чистейшим пухом
Лебяжьим – в храм святых чудес.
Земное всё богатство – тщетно.
Добра в добре и вправду нет.
Конечно, золото заметно,
Парча маняще многоцветна,
Но в них святого света н-нет.
16.
Мы говорим своим молчаньем
Гораздо больше, чем когда
Внедряем в уши назиданья…
Нравоученья… нареканья…
Лишь отзвучат – и нет следа.
Вообще, от многоговоренья,
Как понял я в конце концов,
Не станет чище откровенье,
И суфия стихотворенья
Душе не высветят основ*.
17.
Поднялся дервиш. Из куржуна
Листочков вытащил рулон.
Султан их обнял… И фортуна
Вдруг улыбнулась ему юно –
Так в этот миг подумал он.
Натёр целебной дервиш глиной
Себе бедро. Султан коня
Ему взнуздал. И клеть с павлином
Сам приторочил у хребтины.
И конь, подковами звеня,
Пустился вскачь. Тут дервиш быстро
Махнул рукой. Едва дыша,
Султан почувствовал, как искра
Прозренья
Дух пронзила чистый,
И вскрикнул он:
– Ходжа!.. Ходжа-а…
1 Туркестан – регион в Азии – от Мугоджарских гор и плато Устюрт (на западе) – до Жунгарского Алатау, Тянь-Шаня и Памира (на востоке), от Хорасанских гор и Копетдага (на юге) – до хребтов Тарбагатая, Шынгызтау и земель Арало-Иртышского водораздела (на севере).
2 Кончак – половецкий хан (2-я пол. XII в.). Объединив ряд тюркских племён, совершил ряд походов на юж.-рус. земли. В 1185 пленил князя Игоря Святославича, разбив его дружину. Один из персонажей «Слова о полку Игореве» и оперы А.П. Бородина «Князь Игорь».
3 Кумган (тюрк.) – кувшин.
4 Яссы – наименование современного г. Туркестана на юге Казахстана в период средневековья.
5 Суфий – последователь суфизма, мистического учения, зародившегося в VII-VIII вв. в Иране и Сирии. Это учение передаётся наставником в основном путём прямого взаимодействия на ученика.
6 Хальфа (араб.) – помощник учителя в медресе.
7 Мударрис (араб.) – старший учитель в медресе.
8 Дастархан (тюрк.) – стол с яствами.
9 Дервиш (перс.) – мусульманский нищенствующий монах.
10 Магараджа (санскр.) – владетельный князь в Индии.
11 Хикмет (араб.) – мудрость; «Хикметы» – собрание изречений и нравственных поучений.
12 Имам (араб.) – гл. мулла в мечети.
13 Хаким (араб.) – начальник
* В строфах 12-16 – поэтические переложения смысловых переводов фрагментов из 1, 13, 37, 54, 86, 95, 107, 109 хикметов Яссауи, выполненных с чагатайского яз. доктором филологии, проф. Н.Ж. Жалеловной Сагандыковой (см.: кн. Ходжа Ахмет Яссави. Хикметы. – Алматы: Дайк-Пресс, 2004).